4254
4
Как мальчик в пионерлагерь ездил.
Моя амурская деревня с героическим именем Отважное неровными улицами раскинулась недалеко от китайской границы.
Не знавший детских садов и пионерских лагерей, я вырос между стылой избой и фермой, на которой дояркой работала мама.
Будучи семиклассником, я занял первое место в областном конкурсе кролиководов и был награждён путёвкой во всероссийский пионерлагерь «Орлёнок». Это стало событием для моей деревни просто фантастическим. «Артек» и «Орлёнок» считались заоблачной вершиной советского детства, по крайней мере, с высот отважненской школы. - Через три дня нужно быть в Благовещенске, оттуда группа детей летит в «Орлёнок», - строгим голосом позвонили из райкома комсомола.
Мать с фермы никто не отпускал - как обычно, не на кого было бросить коров. И углублённый медосмотр пришлось проходить в одиночку. - Мальчику из Отважного дали путёвку на Чёрное море, надо помочь - эти слова, сказанные заведующей поликлиникой одной из медсестёр, стали моим «зелёным светом».
Больница была на одном краю райцентра, а баклаборатория - на другом, и я по нескольку раз в день бегал через весь посёлок: с пробирками в лабораторию и с листочками анализов из лаборатории.
Пара дней - и заветная медкарта с десятком синих печатей в моей сумке. Стору
Десятирублёвка от матери и клятвенное обещание, взятое с меня, отбить телеграмму «сразу, как приедешь на своё море».
Не знавший детских садов и пионерских лагерей, я вырос между стылой избой и фермой, на которой дояркой работала мама.
Будучи семиклассником, я занял первое место в областном конкурсе кролиководов и был награждён путёвкой во всероссийский пионерлагерь «Орлёнок». Это стало событием для моей деревни просто фантастическим. «Артек» и «Орлёнок» считались заоблачной вершиной советского детства, по крайней мере, с высот отважненской школы. - Через три дня нужно быть в Благовещенске, оттуда группа детей летит в «Орлёнок», - строгим голосом позвонили из райкома комсомола.
Мать с фермы никто не отпускал - как обычно, не на кого было бросить коров. И углублённый медосмотр пришлось проходить в одиночку. - Мальчику из Отважного дали путёвку на Чёрное море, надо помочь - эти слова, сказанные заведующей поликлиникой одной из медсестёр, стали моим «зелёным светом».
Больница была на одном краю райцентра, а баклаборатория - на другом, и я по нескольку раз в день бегал через весь посёлок: с пробирками в лабораторию и с листочками анализов из лаборатории.
Пара дней - и заветная медкарта с десятком синих печатей в моей сумке. Стору
Десятирублёвка от матери и клятвенное обещание, взятое с меня, отбить телеграмму «сразу, как приедешь на своё море».
Всех детей в областной Дом молодёжи привезли родители, только я приехал один. - Почему без матери? - строго спросила грозная тётка. - Васька-бригадир её с фермы не пустил, - без запинки ответил я.
Вопросов больше не было... Трудяга советского неба турбовинтовой Ил-18 долгие 12 часов бултыхался в заоблачной синеве, с промежуточными посадками преодолевая немыслимые расстояния от Благовещенска до Москвы. Куцая ночёвка в столице - и следующий лайнер уносит нас к южному морю. Едва наш самолёт приземлился в аэропорту Адлера, как я стал канючить, чтобы меня отпустили отбить домой телеграмму.
Вожатые сжалились, и перьевая ручка, макаемая в засохшую чернильницу, царапая серый бланк, выводила каракули: «Мама, долетел хорошо…» «Орлёнок» встретил белой накипью шумных волн, ритмично бьющихся о берег Чёрного моря. На побережье горел теплом октябрь, стройные кипарисы вонзались в синее небо, а на клумбах цвели невиданные доселе розы.
Другая планета! Наши вожатые Марина и Серёжа создали для нас целый мир - мир пионерских законов и традиций. Каждый день мы заканчивали в орлятском кругу (мальчик, девочка, девочка, мальчик) - обнимали друг друга за талию: «Доброй ночи, девчата-орлята…» - говорили мальчишки. «Доброй ночи, ребята-орлята…» - отвечали девчонки.
А сколько было нам поведано легенд и сказочных историй! Особой мастерицей тут была Марина. Каждая прибрежная сопка, пологий мыс, рощица и тропинка были овеяны придуманными легендами. Все они были с налётом трагизма, разлучённых влюблённых, но в каждой из них добро побеждало зло.
Мы всем отрядом не хотели ложиться спать, выпрашивали у Марины пару-тройку свежих легенд.Не выезжавший дальше райцентра Архара, я первое время безумно скучал по своей деревне, по дому и матери.
Помню, что, поверив в историю о том, что все просьбы, сказанные «каменному цветку» - аляповатому фонтану у Дома авиации и космонавтики, - обязательно сбываются, я тайком бегал к цветку-фонтану и просил его, чтобы быстрее пришло письмо от матери.
Конверт с цветной каёмкой и словом «авиа» по верхнему краю, прилетевший из моего Отважного, был для меня подарком с неба. «Майка наша отелилась, тёлочку привела… А баба Грязниха умерла…» - писала моя мамка бесхитростные деревенские новости.
Вопросов больше не было... Трудяга советского неба турбовинтовой Ил-18 долгие 12 часов бултыхался в заоблачной синеве, с промежуточными посадками преодолевая немыслимые расстояния от Благовещенска до Москвы. Куцая ночёвка в столице - и следующий лайнер уносит нас к южному морю. Едва наш самолёт приземлился в аэропорту Адлера, как я стал канючить, чтобы меня отпустили отбить домой телеграмму.
Вожатые сжалились, и перьевая ручка, макаемая в засохшую чернильницу, царапая серый бланк, выводила каракули: «Мама, долетел хорошо…» «Орлёнок» встретил белой накипью шумных волн, ритмично бьющихся о берег Чёрного моря. На побережье горел теплом октябрь, стройные кипарисы вонзались в синее небо, а на клумбах цвели невиданные доселе розы.
Другая планета! Наши вожатые Марина и Серёжа создали для нас целый мир - мир пионерских законов и традиций. Каждый день мы заканчивали в орлятском кругу (мальчик, девочка, девочка, мальчик) - обнимали друг друга за талию: «Доброй ночи, девчата-орлята…» - говорили мальчишки. «Доброй ночи, ребята-орлята…» - отвечали девчонки.
А сколько было нам поведано легенд и сказочных историй! Особой мастерицей тут была Марина. Каждая прибрежная сопка, пологий мыс, рощица и тропинка были овеяны придуманными легендами. Все они были с налётом трагизма, разлучённых влюблённых, но в каждой из них добро побеждало зло.
Мы всем отрядом не хотели ложиться спать, выпрашивали у Марины пару-тройку свежих легенд.Не выезжавший дальше райцентра Архара, я первое время безумно скучал по своей деревне, по дому и матери.
Помню, что, поверив в историю о том, что все просьбы, сказанные «каменному цветку» - аляповатому фонтану у Дома авиации и космонавтики, - обязательно сбываются, я тайком бегал к цветку-фонтану и просил его, чтобы быстрее пришло письмо от матери.
Конверт с цветной каёмкой и словом «авиа» по верхнему краю, прилетевший из моего Отважного, был для меня подарком с неба. «Майка наша отелилась, тёлочку привела… А баба Грязниха умерла…» - писала моя мамка бесхитростные деревенские новости.
Наша дружина называлась «Звёздная», распорядок орлятского детства был насыщен до предела: подъём, завтрак, три урока в школе, где не задавали (!) домашнего задания, и череда кружков - мероприятий.
Дети в отряде были со всего Советского Союза, сыновей и дочерей доярок и токарей было немного. В основном черноморские лагеря были доступны потомкам тогдашней номенклатуры.
Мы сдружились практически все, там были первые влюблённости, вздохи и клятва, что писать будем друг дружке всегда. Потом, под конец месячной смены, мы безумно привыкли друг к другу, а когда автобусы развозили нас в разные стороны, сколько было выплакано слёз.
Рыдали все! Я не помню ни одного безучастного лица. Помню, как перед самым отходом автобусов мы с Олегом из Калининской области пулей сбегали к морю и, бросив в волну по 10 копеек, стремглав вернулись обратно. Вожатая Марина нас не ругала… 7 ноября 1982 г. группа амурских детей, возвращавшихся из «Орлёнка», провела в Москве.
Я не знаю, почему так получилось, но нас повели на Красную площадь на праздничную демонстрацию. Мы стояли в первых рядах у самого Мавзолея, и я, широко распахнув глаза, смотрел на «неустанного борца за мир во всём мире, дорогого Леонида Ильича».
Он выглядел очень больным человеком, до сих пор в глазах стоит его беспомощное помахивание рукой всему советскому народу. В Благовещенске в день прилёта нас практически всех разобрали родители, за некоторыми из детей приехали на второй день.
Меня не забрал никто. Рассерженная девица из обкома комсомола выговаривала мне: - Почему за тобой не приезжают родители? Всех предупредили заранее!
Дети в отряде были со всего Советского Союза, сыновей и дочерей доярок и токарей было немного. В основном черноморские лагеря были доступны потомкам тогдашней номенклатуры.
Мы сдружились практически все, там были первые влюблённости, вздохи и клятва, что писать будем друг дружке всегда. Потом, под конец месячной смены, мы безумно привыкли друг к другу, а когда автобусы развозили нас в разные стороны, сколько было выплакано слёз.
Рыдали все! Я не помню ни одного безучастного лица. Помню, как перед самым отходом автобусов мы с Олегом из Калининской области пулей сбегали к морю и, бросив в волну по 10 копеек, стремглав вернулись обратно. Вожатая Марина нас не ругала… 7 ноября 1982 г. группа амурских детей, возвращавшихся из «Орлёнка», провела в Москве.
Я не знаю, почему так получилось, но нас повели на Красную площадь на праздничную демонстрацию. Мы стояли в первых рядах у самого Мавзолея, и я, широко распахнув глаза, смотрел на «неустанного борца за мир во всём мире, дорогого Леонида Ильича».
Он выглядел очень больным человеком, до сих пор в глазах стоит его беспомощное помахивание рукой всему советскому народу. В Благовещенске в день прилёта нас практически всех разобрали родители, за некоторыми из детей приехали на второй день.
Меня не забрал никто. Рассерженная девица из обкома комсомола выговаривала мне: - Почему за тобой не приезжают родители? Всех предупредили заранее!
Я растерянно пожимал плечами. Запертый в гостинице, я сидел словно узник, три раза в день меня кормили в гостиничном буфете и постоянно за что-то ругали. На улицу не выпускали ни на минуту. Тоска!
Просидев сутки взаперти, я решился на побег. От материнской сторублёвки осталась десятка, а плацкарта до Архары стоила 6 рублей. «Прорвусь», - решил я. Обдурив администраторшу, я пулей вылетел из гостиницы - вслед мне неслось: «Мальчик, постой...» «А как же!» - думал я, бежав, куда глаза глядели. Мне казалось, что за мной гонится весь Благовещенск.
Остановился только тогда, когда сердце стало биться высоко в горле… От станции Татакан до моей деревни 3 километра просёлочной дороги, билет на поезд я по наивности взял только до Архары. Татакан - следующая за Архарой. «Попрошусь, довезут», - по-детски думал я. - Пацан, вставай! Архара! - грубо толкнул меня проводник. - Дяденька, а можно на следующей выйду? У меня нет денег на автобус, а оттуда я пешком добегу. - Выходи, я сказал! - проводник был непреклонен.
Я вышел в ночь. Глотая слёзы, не встреченный никем, «орлёнок» понуро шёл вдоль вагонов. - Ты что плачешь, мальчик? - участливо спросила проводница одного из вагонов. Я выпалил всё про лагерь, про Чёрное море и то, что денег нет ни копейки, а до деревни 12 км отсюда идти. - Заходи ко мне в вагон, доедем до твоего Татакана. Я зайцем бежал от станции до своего дома - душила обида, почему никто не встретил.
На мой торопливый стук в окно открыла мама, одна нога её была в гипсе… - Сынок, я на ферме ногу сломала. Сердце стало чёрным, что некому тебя встретить, - гладила она меня по голове. С неведомого ей Чёрного моря я привёз 2 килограмма краснобоких яблок и кучу восторженных рассказов о той счастливой «стране» Пионерия, где я был, где тепло и беззаботно и печку топить не надо.
Мать в ту ночь яблоки мои даже и не попробовала, подперев щёку ладошкой, она смотрела на меня и почему-то плакала: - Ешь ты яблочки, в такую даль вёз, а я не хочу. Правда не хочу, сынок, - тихо говорила она.
Я ей не верил…
Просидев сутки взаперти, я решился на побег. От материнской сторублёвки осталась десятка, а плацкарта до Архары стоила 6 рублей. «Прорвусь», - решил я. Обдурив администраторшу, я пулей вылетел из гостиницы - вслед мне неслось: «Мальчик, постой...» «А как же!» - думал я, бежав, куда глаза глядели. Мне казалось, что за мной гонится весь Благовещенск.
Остановился только тогда, когда сердце стало биться высоко в горле… От станции Татакан до моей деревни 3 километра просёлочной дороги, билет на поезд я по наивности взял только до Архары. Татакан - следующая за Архарой. «Попрошусь, довезут», - по-детски думал я. - Пацан, вставай! Архара! - грубо толкнул меня проводник. - Дяденька, а можно на следующей выйду? У меня нет денег на автобус, а оттуда я пешком добегу. - Выходи, я сказал! - проводник был непреклонен.
Я вышел в ночь. Глотая слёзы, не встреченный никем, «орлёнок» понуро шёл вдоль вагонов. - Ты что плачешь, мальчик? - участливо спросила проводница одного из вагонов. Я выпалил всё про лагерь, про Чёрное море и то, что денег нет ни копейки, а до деревни 12 км отсюда идти. - Заходи ко мне в вагон, доедем до твоего Татакана. Я зайцем бежал от станции до своего дома - душила обида, почему никто не встретил.
На мой торопливый стук в окно открыла мама, одна нога её была в гипсе… - Сынок, я на ферме ногу сломала. Сердце стало чёрным, что некому тебя встретить, - гладила она меня по голове. С неведомого ей Чёрного моря я привёз 2 килограмма краснобоких яблок и кучу восторженных рассказов о той счастливой «стране» Пионерия, где я был, где тепло и беззаботно и печку топить не надо.
Мать в ту ночь яблоки мои даже и не попробовала, подперев щёку ладошкой, она смотрела на меня и почему-то плакала: - Ешь ты яблочки, в такую даль вёз, а я не хочу. Правда не хочу, сынок, - тихо говорила она.
Я ей не верил…
Ссылки по теме:
- Любимый актёр Николай Рыбников: каким он был на самом деле
- 25 причин, по которым из наших детей вырастают угрюмые и суровые взрослые
- Непостижимый уклад жизни: что никогда не понять европейцу в Японии
- Женат на иностранке: перипетии личной жизни Михаила Ломоносова
- 35 цветных снимков жизни в Консепсьоне, Чили, в 1980-х
Новости партнёров
реклама
У меня, городского, в городе ,не было знакомых, побывавших в Артеке.
А когда я приезжал ,в деревню ,к бабушке, были... Деревенская отличница , там была...
Хороший рассказ, но этот момент его портит...
_____________________
Потому, что такова была жизнь в совке: партийным боссам - икру и разносолы, а трудовому народу - дулю с маслом. Зато к 1983 году совок по уровню социального расслоения переплюнул все западные капстраны вместе взятые и вплотную приблизился к странам латинской Америки и негритянским банановым диктатурам центральной Африки.
Спасибо, автор, напомнил этот волшебный ноябрь из детства.
Интересно, а есть ли такие лагеря в цивилизованных странах?
За 10 лет школы, с 1974 по 1984 годы был в пионерлагерях 5 раз.
В Якутске, под Иркутском, два раза в "Юный судоремонтник" г.Одесса, и в Евпатории, дружина "Звёздная".
Тебе просто не повезло.