Что случилось с пленными наполеоновской армии после окончания Отечественной войны 1812 г.

И хотя большинство населения России записывало во французы всех этих воинов скопом, на государственном уровне их очень четко различали между собой: от этого зависело будущее военнопленных.

Казаки, говорящие по-польски
Первыми в особую категорию выделили поляков, которых еще в сентябре 1812 года главнокомандующий русской армией фельдмаршал Михаил Кутузов предложил отправлять на Кавказ, где их «можно было бы употребить в полки на службу». По меркам нынешнего времени такое предложение кажется невероятным, но по законам и традициям войн начала XIX века это был нормальный и естественный шаг. Воевавшие в наполеоновской армии поляки, бывшие выходцами из Курляндской, Виленской и Гродненской губерний, которые отошли России после раздела Речи Посполитой, рассматривались как военнообязанные подданные Российской империи, да и на остальных их соотечественников тоже смотрели как на подданных, но будущих. И потому пристроить к делу и дать возможность, как сказали бы сегодня, смыть вину кровью решено было всем. К тому же такой ход позволял снизить немалые расходы на содержание пленных: их не только кормили по солдатским нормам, но и выплачивали дополнительные суточные деньги – от 5 копеек рядовым до 3 рублей генералам.

Практически всех попавших в русский плен поляков определили на службу на Северный Кавказ и в Сибирь — в тамошние казачьи полки. Так в списках Терского и Сибирского казачьих войск появились характерные фамилии вроде Бжезинский, Домайский, Прутковский и им подобные. И хотя далеко не всем было по душе такое решение русских властей, а некоторые даже пытались бежать по дороге к новому месту службы, большинство не стали спорить с судьбой. Тем более что полякам, записанным в русские казаки, при принятии на службу (которое сопровождалось не только воинской присягой, но и присягой на российское подданство) зачли в общее время службы все те годы, которые они провели в армии Наполеона. В итоге часть бывших военнопленных, а ныне казаков, очень быстро выслужили полагавшиеся им сроки и уже к концу 1810-х годов начали выходить в отставку. Как правило, селились они там же, в казачьих станицах Терского и Сибирского войск, поскольку давно обзавелись русскими женами и уже не помышляли о возвращении на родину.

Испанский «Русский полк»

Отдельной категорией были пленные испанцы и португальцы. Будучи насильно включенными в состав Большой армии, они проявляли откровенное нежелание воевать на стороне захватившей их родину Франции и при первом удобном случае дезертировали или сдавались в плен. Второе происходило тем чаще, чем активнее распространялись прокламации, подписанные посланниками Испании и Португалии при русском дворе, которые призывали соотечественников оставить армию Наполеона. Призыв подействовал, и к концу войны в России оказалось несколько тысяч испанцев и португальцев, из которых многие выразили желание повернуть оружие против Наполеона. Из таких охотников удалось сформировать целый полк, получивший название «Гишпанского Императорского Александровского».

2 мая 1813 года обмундированный и вооруженный из русских арсеналов полк принес присягу Кадисским кортесам, которые, с точки зрения Российской империи, были законной властью в Испании, получил полковые знамена и через Кронштадт отплыл на английских кораблях на родину. Правда, там возвращенцев приняли весьма холодно: офицеров новой части даже приговорили к бессрочной ссылке как воевавших на стороне противника, а рядовых отправили в отдаленный гарнизон. И только вмешательство русского посланника, передавшего испанским властям настоятельное пожелание императора Александра I принять во внимание то доверие, которое он оказал этим людям, помогло Испанскому полку вернуться в строй. Это уникальное соединение просуществовало до 1823 года и до последних дней поддерживало тесные связи с Россией, а в самой испанской армии носило неофициальное название «Русского полка».

Но в подавляющем большинстве пленные солдаты армии Наполеона, даже те, кто воевал по принуждению и сдавался в плен целыми подразделениями, настолько устали от войны, что совершенно не стремились на новую воинскую службу. Таких разделили на три категории в зависимости от того, чем они готовы были заниматься. В первые две вошли мастеровые и крестьяне, которые выразили желание зарабатывать в плену, а не проедать выделявшееся им относительно скромное содержание.

Первым предлагалось устроиться на работу на заводы и фабрики, а вторым — селиться между колонистами Саратовской и Екатеринославской губерний. В третью категорию попали те, кого устраивало положение военнопленного: их полагалось использовать на разных несложных работах при восстановлении разрушенных в ходе войны городов, прежде всего Москвы. В этом для пленных солдат наполеоновской армии не было ничего нового: их и без того использовали для уборки московских улиц от трупов, обломков сгоревших домов и тому подобного.

Запишите меня в дворяне!

В июле 1813 года всем военнопленным армии Наполеона специальным циркуляром Министерства внутренних дел России предложили принять российское подданство — постоянное или временное, на срок от двух до десяти лет. Присягать на верность новой родине полагалось письменно, после чего новый подданный получал два месяца на то, чтобы выбрать себе сословие — дворянское, мещанское или крестьянское (на основании, естественно, прежнего социального положения на родине), и определиться с занятием и местом жительства.

При этом, например, мастеровые получили освобождение от всех податей на 10 лет, а французы, решившие записаться в казаки, пользовались всеми теми привилегиями, что и русские, хотя при этом и несли те же повинности.

Желающих поселиться в России оказалось немало: большинство из тех, кто еще в начале года выразил желание работать, к этому времени уже обзавелись собственным делом, а то и семьей, и не горели желанием еще раз менять только-только наладившуюся жизнь. Да и среди тех, кто по-прежнему сидел на казенном содержании, тоже сыскалось достаточно решивших не возвращаться на родину. Пришлось даже выпускать специальный циркуляр, требовавший при рассмотрении прошений о принятии подданства соблюдать осторожность, чтобы не получить в подданные людей «вредных или подозрительных».

А в ноябре того же года появились специальные правила приема в русское подданство, которые несколько ужесточили условия этого процесса. Так, мастеровые получали право на свободу вероисповедания, пожизненное освобождение от рекрутской повинности, а также право заключить индивидуальный трудовой контракт и право на рассмотрение споров с работодателем при участии местных властей. Но эти условия действовали только для тех, кто отправлялся работать на указанные ему заводы и фабрики, как правило, на Урале.

Тем же, кто открывал собственное дело (мастерскую или ателье) или устраивался гувернером, камердинером в дворянские семьи, такие условия уже не предлагались. Ограничивали новые правила и места для поселения: из этого списка были исключены приграничные губернии и Санкт-Петербург с Москвой, хотя в столицах это условие соблюдалось не слишком строго.

Слово императора
Все эти правила приема в подданство бывших наполеоновских военнопленных действовали до тех пор, пока не закончился Заграничный поход русской армии и союзные войска не взяли Париж. 2 апреля 1814 года император Александр I объявил о том, что он вернет Франции всех ее граждан, оказавшихся в плену, а уже в мае появился циркуляр, предписывавший не принимать прошения о приеме в гражданство от тех, кто подал его после заявления императора.

И все равно к середине 1814 года в числе русских подданных числилось порядка 60 тысяч бывших солдат армии Наполеона. Остальные сразу или по истечении срока временного подданства вернулись на родину, где их ждали с распростертыми объятиями: рабочих рук не хватало везде. Впрочем, таких вернувшихся оказалось не слишком много: при тогдашнем уровне развития средств массовой информации о том, что их ждут на родине, узнали далеко не все пленные. К тому же часть из тех, кто так и не собрался попросить о русском подданстве сразу, продолжали делать это и после формального запрета (а он соблюдался не слишком строго).

Наконец, немалая часть пленных, которых помещики выкупали у тех же казаков осенью и зимой 1812 года по рублю за каждого, успели записать в крепостные, и рассчитывать на возвращение им уже не приходилось.