Анатомия одного подвига: о битве 7 советских истребителей против 25 немецких самолетов из первых уст

Воздушный бой, который в последствии стал знаменитым, состоялся в тяжелые дни весны 1942 года.

«10 марта была получена телеграмма, в которой говорилось, что накануне семь наших летчиков на истребителях ЯК-1 выиграли воздушное сражение в бою против 25 самолетов противника. Я не знал еще подробностей, но сам факт глубоко меня взволновал и обрадовал. Это событие обсуждалось в Государственном Комитете Обороны, и было дано указание широко популяризировать подвиг летчиков в газетах. Герои-летчики показали, что советские самолеты, созданные советскими конструкторами, построенные на советских авиационных заводах, не хуже, а лучше хваленых «Мессершмиттов» и «Юнкерсов», устрашавших весь мир. Подвиг семерки вселял веру в наше оружие, в наши силы», — писал об этом впоследствии авиаконструктор Александр Яковлев.

Этот бой изучали лётчики на всех фронтах. Пример того, что немцев можно бить в воздухе даже при более чем трёхкратном их численном превосходстве, был чрезвычайно важен. «Если те семеро смогли добиться успеха, то почему не можем мы?» - этот вопрос стали задавать себе многие пилоты. Бой «7 против 25» вселил в советских авиаторов новые силы, они обрели дополнительную уверенность в себе и веру в окончательную Победу.

Борис Ерёмин так описывал возвращение своей группы в тот день:
«Праздничный строй! Да у нас и в самом деле праздник! Откровенно говоря, на моих глазах, если считать от начала войны, это первый столь результативный победный бой. Бой, проведенный по всем правилам тактики, со знанием своей силы и с максимально полным использованием возможностей новых отечественных истребителей. Наконец, это мой первый бой, в котором враг разбит наголову, в котором большая группа вражеских самолетов растаяла, не достигнув цели. Бой, в котором опытные и уверенные в себе немецкие истребители были растеряны и беспомощны. Можно бить фашистов, и бить хорошо — в этом мы убедились. Это было так важно для нас весной 1942 года…»

Ничто так не передаст дух времени и значение этого воздушного сражения как прямая речь героя-лётчика Бориса Ерёмина, опубликованная в том номере «Красной звезды». Он подробно описал свой ставший легендарным бой (орфография сохранена):

«Наша эскадрилья прикрывала наступающие пехотные подразделения от вражеской авиации. Впереди была моя машина, слева шел лейтенант Скотной, справа — капитан Запрягаев. Сзади на одном фланге держались машины лейтенанта Мартынова и старшего сержанта Короля, на другом — машины лейтенантов Седова и Саломатина.
На земле, под нами, шел ожесточенный уличный бой. Взламывая вражеские укрепления, наши войска выбивали противника из опорного пункта. Немцы отступали. Именно в этот момент появились вражеские самолеты. Противник решил поддержать свой гарнизон с воздуха воздействием на нашу атакующую пехоту.
Первым заметил вражеские самолеты лейтенант Скотной. Это было 9 марта, ровно в 13 часов. Лейтенант подал сигнал. Я оглянулся. Примерно на дистанции 400—500 метров от нас, на высоте двух километров, курсом 150—160°, шли шесть «Юнкерсов-­87», один «Юнкерс-88» и восемнадцать «Мессершмиттов-­109».
В первую минуту нас удивило такое большое количество неприятельских истребителей. Неужели немцы настолько разбогатели, что прикрывают своих бомбардировщиков такими большими силами. Нет, дело не в этом. Экономя свои авиационные средства, противник в дневное время применяет истребители для атаки наземных целей.
Моментально созрело решение: предупредить противника, первыми атаковать его, не допустить его до нашей пехоты. Решение было вызвано не простой горячностью, появляющейся у летчиков в бою. Мы исходили из трезвого расчета, полностью учитывая тактику немецкой авиации и особенности находящихся перед нами самолетов.
Немецкие «Мессершмитты-109» защищены броней сзади и отчасти сверху. В качестве пассивной зашиты самолетов имеются также самозакупоривающиеся баки. Значит, лучше всего атаковать врага в лоб. Методом лобового удара, тарана, прямого попадания из самолетной пушки полностью овладели летчики нашей эскадрильи, и я был уверен, что, несмотря на численное превосходство противника, они с честью выполнят задачу. Кроме того, упреждением врага преследовалась и другая цель — не дать немецким летчикам возможности перестроить свои ряды для воздушного боя.
Стоит упомянуть еще об одном обстоятельстве, имеющем огромное значение в воздушном бою, — о внезапности. 7 против 25 — это было дерзко, но это было неожиданно для врага. Считанные секунды, в течение которых неприятель будет ошеломлен внезапностью удара, могут решить успех боя в нашу пользу.
Итак, мы решили атаковать превосходящего нас численностью противника и первыми врезаться в его строй. Но куда именно врезаться? Я повел эскадрилью на бомбардировщиков, чтобы хоть на несколько секунд парализовать действия вражеских истребителей. В общей массе они не разберутся сразу, где свои, а где чужие, и будут некоторое время держаться в стороне. Это давало нам дополнительный выигрыш во времени.
Эскадрилья вступила в бой с бомбардировщиками. Лейтенант Седов, наметив один корабль врага, шел ему прямо в лоб и, казалось, вот-вот врежется в него. Но Седов на близкой дистанции выпустил один за другим шесть снарядов и прямым попаданием сбил «Юнкерс-­87». Беспорядочно кувыркаясь, вражеский самолет врезался в землю. Это сразу внесло разлад в действия бомбардировщиков. Они рассыпались и, набрав скорость, повернули назад.
Теперь небо несколько очистилось, но в бой вступили все 18 «Мессершмиттов». Их все-таки было 18, а нас 7. Но мы не отступили от своего решения и приняли бой. Не меняя курса, я пошел навстречу одному «Мессершмитту». С первой же атаки удалось поджечь вражеский самолет, и он свалился на землю пылающим факелом.
Почти одновременно лейтенант Саломатин зажег второй «Мессершмитт», который упал недалеко от первого, третьего сбил лейтенант Мартынов, четвертого зажег старший сержант Король.
Так в результате 15 минут боя эскадрилья уничтожила один вражеский бомбардировщик и четыре истребителя. Воздушная схватка началась на высоте двух километров и закончилась на высоте 50 метров. Уцелевшие немецкие самолеты удрали на запад.
Воздушный бой требует от летчика не только смелости и бесповоротной решимости во что бы то ни стало уничтожить самолеты противника, но также постоянной заботы о товарище, согласованных действий с ним, постоянной взаимной выручки.
В бою был момент, когда мою машину атаковали два немецких истребителя. Мне на помощь немедленно поспешил летчик Скотной. Он подошел к противнику снизу и в свою очередь атаковал его. Оба «Мессершмитта» уклонились от боя. Можно было, конечно, этим ограничиться. Но мы знали, что враг сумеет еще раз повторить атаку. Чтобы не допустить этого, мы с лейтенантом немедленно устремились вдогонку. Активные действия—лучший метод защиты.
В этой воздушной схватке каждый летчик нашей эскадрильи проявил высокую боевую активность. Когда лейтенант Скотной сразился с одним «Мессершмиттом», последний быстро отвалил в сторону и бросился на машину капитана Запрягаева. Запрягаев тут же вступил в бой и огнем обратил врага в бегство.
В тяжелом положении очутилась машина лейтенанта Скотного. Осколком снаряда у нее было повреждено охлаждение мотора. По общепринятым правилам летчику нужно было итти на посадку, но он остался в воздухе и продолжал бой. Правильное решение! Лишние 2—3 минуты, которые самолет может действовать против врага, очень ценны. Воздушный бой быстротечен, и каждая машина должна быть на месте до конца. К тому же немецкие истребители находились дальше от своих аэродромов, чем мы. Долго сражаться они не могли, — для этого у них нехватило бы горючего. Значит, лишняя минута пребывания в бою имела большое значение. Но при этом советский летчик должен действовать наступательно, не держаться в стороне, а атаковать врага, сбивать его.
При атаках мы держались компактно, и если расходились друг с другом, то только для того, чтобы затем снова сойтись вместе. Каждый летчик, нападая на неприятеля, внимательно следил за положением своего соседа. Мы знали повадки немецких летчиков. Они не храбры, но коварны. Они всегда убегают от численно меньшего противника, который ведет себя активно, но немедленно набрасываются на одного отставшего, который старается выйти из боя. Стоило бы только одному нашему истребителю отвалить от остальных, и его окружили бы вражеские самолеты. Нужно сказать, что и в таком случае лучший выход из положения — атака. В этом мы не раз убедились на собственном опыте.
Бой наших 7 истребителей с 25 немецкими самолетами научил нас многому. Раньше всего он укрепил нас в мысли, что единственно правильной тактикой истребителей является наступательная тактика.
«Иду на вас!» — вот каким должно быть всегда решение летчика-истребителя, независимо от того, какое перед ним количество вражеских самолетов. Советский истребитель — грозное оружие, и никакие порхания вокруг да около неприятеля ему не к лицу.
Немцы не только осторожны с нашими истребителями, — они боятся их. А расправляться с врагом, который боится тебя, значительно легче. Нужна только уверенность в себе, в своем оружии, в своей машине. Эти качества как раз и присущи советским воинам, смело и самоотверженно защищающим родину.
Все семь истребителей нашей эскадрильи вернулись на аэродром. Это был уже не первый наш бой. Накануне, прикрывая боевые порядки наступающих пехотных подразделений, мы тоже сбили четыре вражеских самолета.
7 победили 25. Это убеждает нас в том, что наши летчики и наши машины лучше немецких. Это доказывает, что в любом воздушном бою нужно навязывать противнику свою волю, не ждать его нападения, а первому нападать и истреблять его».

Артем Кокин, военно-исторический консультант фильма «Литвяк»